Ранний — бульварный — престижный маршрут, мерзлые клумбы в окурках, дети в дубленках, на коих орут матери в кожаных куртках
Однажды, когда Глебу было около полутора лет, мы ехали с ним в метро. Ребенок, знавший к тому времени практически весь родной алфавит, с большой нежностью отнесся к этой знаменитой лицемерной надписи на стекле про места сами знаете для кого. Стоя у меня на коленях, он норовил погладить пухлым пальчиком каждую буковку, но, замечу, никому, кроме меня, при этом не причинял беспокойства. Я же терпеливо изворачивалась поудобнее для себя и побезопаснее для него.
Кто сказал, что наши современники равнодушны к чужим проблемам? Это ложь. Они всегда начеку. — Какой настырный у вас мальчик, — с омерзением сказал мне господин, сидевший рядом, — вы с ним еще наплачетесь. — Мы научим его работать, и упрямство станет целеустремленностью, — вяло огрызнулась я. — Вы не наказываете его, а значит, не воспитываете. И обязательно получите потом проблемы с его характером, — со злорадным удовольствием резюмировал он и, видя, что ни наказывать, ни воспитывать ребенка в ближайшее время я не собираюсь, отвязался. Дома я с присущим мне темпераментом красочно пересказала транспортный эпизод мужу. «Ну да, — задумчиво откликнулся он, — мы же не японцы, чтобы любить своих детей. Нам бы все их воспитывать». Тогда эта фраза показалась мне похожей на замысловатый иероглиф. А позже я поняла, как много интерпретаций этого иероглифа может предложить мне жизнь. …Я катала по двору модную темно-синюю в мелкий цветочек коляску и беседовала с соседкой. — Вот так и любуйся, пока в пеленках лежит, — говорила она, мать с двенадцатилетним стажем, — будешь потом вспоминать, какой был хороший маленький. Никаких особых проблем. Конечно, болеет, спать иногда не дает, но никакого сравнения с тем, что будет дальше. Куда что потом девается? — А что дальше? — опасливо спросила я. — Дальше научится ходить, во все станет лезть, все ломать, потом заговорит, начнет вредничать, пререкаться на каждом шагу. А подростки — это вообще… Так что люби, пока в коляске лежит. Потом придется воспитывать. Глеб же тем временем сопел в своей навороченной колыбельке и, кажется, в целом был нами доволен. Просыпаясь, расплывался в улыбке, которую его отец образно называл «как блин на сковородке». Позволял менять на себе памперс. Когда же бывал сердит, предупреждающе покряхтывал и, мне кажется, имел в виду следующее: «Ну где они, эти избранники Божьи, которым повезло меня любить?» Во всяком случае выражение лица у него было именно такое. Мы старались быть расторопнее. В награду каждый месяц получали новые радостные цифры «прироста» и «привеса». Относились к последним свято, как товарищ Дынин в старом кино. Все вместе это называлось счастьем. Но было еще ожидание чуда, затаившееся где-то в глубине моей души. Я жила в предчувствии какого-то дня, часа, момента «икс», когда счастье перестанет быть для меня просто возможностью реализовывать инстинкт, испытывать новые ощущения, открывать в себе неизвестные до сих пор запасы любви и терпения. Многие тогда подозревали меня в некомпетентности («не знаешь ты, что ли, «маленькие детки — маленькие бедки», чем старше, тем труднее»), но я оказалась права: мой час настал. Глеб сидел на корточках в прихожей и трогал пальцем пол. Я с некоторым брезгливым высокомерием («ну что там может быть интересного, на этом полу?») вознамерилась обсудить с сыном никчемность его занятия. Я склонилась над ним, чтобы, заглянув через плечо, понять, что он там ковыряет. Вдруг сын резко выпрямился, и я получила сокрушительный удар по челюсти снизу вверх. С учетом фактора неожиданности получилось неслабо. Одновременно я совершила целый ряд действий: прикусила язык, почувствовав во рту соленый вкус крови, схватилась за лицо и по возможности членораздельно простонала: — Сынок! Маме больно! Что нужно сказать? (Подразумевались, конечно, извинения и сожаление.) — Промой рот холодной водой. И будь осторожна, пожалуйста, — твердо ответил Глеб. Вот тут мой рот автоматически раскрылся от удивления. До этой минуты я, честно говоря, считала неосторожным его. Резко выпрямился, ударил маму… Бог с ним, с моим языком, но он же абсолютно прав! Куда ты лезешь, двадцатидвухлетняя мать? Неужели до такой степени не в состоянии просчитать последствия своих поступков? И что он должен был сделать в ответ на мой вопль? «Бо-бо, ах-ах»? А кто мечтал, что вот, дескать, вырастет Глеб, станет хирургом? По щеке теплой ладошкой погладил? Погладил. Теперь иди промой холодной водой. И впредь будь аккуратней. Я замерла в восхищении. Передо мной стоял человек, поразительно похожий на меня и на моего мужа. У него были глаза Игоря, а интонации в голосе до боли напоминали мои. Я сама родила этого мальчика каких-нибудь два года назад. И вот сейчас, сию минуту, стало очевидно: подход к жизни у него свой. Это я «бо-бо, сю-сю, как не стыдно». А он другой. И не уважать его за это невозможно. Хотя многие, с кем я делилась потом этим эпизодом, возмущались: «И не пожалел маму? И не извинился? Он, наверное, жестокий или просто равнодушный» . Сейчас уже абсолютно ясно, что никакой Глеб не жестокий и не равнодушный. Но вот что интересно: ни один из моих слушателей не заметил мне: «А ты, Лена, что же такая бестактная? Сама-то любишь, когда тебе через плечо заглядывают? Спросила бы, если ты такая любопытная, по-человечески, и дело с концом». А ведь они, кстати, были бы правы. Просто ежедневно общаясь с крошечным младенцем, обеспечивая его первичные потребности, как-то упускаешь из виду, что перед тобой отдельный от тебя самобытный человек. И его жизненное пространство нужно уважать. В том числе и в те моменты, когда занятия его кажутся никчемными. Все это я поняла в течение нескольких минут и больше уже не забывала ни на секунду. В награду я получила возможность каждый день общаться с блестящим собеседником, способным в момент, когда его варежка заткнула в раковине сток, вода перелилась через край, хлещет на пол и сейчас придет соседка снизу сказать: «Чего ты так испугалась? Я тебя люблю, а пока собери наводнение». Вообще же любовь к детям принимает у нас зачастую самые причудливые формы. Вот, например, гуляли мы с Глебом однажды в компании детей и их мам на детской площадке. Компания собралась разновозрастная, были в ней и ровесники моего сына, и дети постарше, и совсем крошки, которые лежали или сидели в колясках, агукали, плакали или просто спали. На фоне таких малышей четырехлетние казались совсем уж великанами. Тихое умиление снизошло постепенно на всех присутствующих мам. Вот, дескать, бывают такие ангелочки: не носятся, как безумные, не орут, песком не кидаются, а только спят, едят и растут. Угораздило же меня посреди всей этой благости ляпнуть: «А я маленьких не очень люблю. Нет, то есть пяточки, складочки, все это и мне не чуждо. Но сейчас (а Глебу было около трех лет) гораздо интереснее» . Гнев — «Ну нельзя же так говорить?! Ведь маленьких не любить невозможно!» и разоблачение: «Твой уже большой, с ним столько проблем, вот и завидуешь», таковы были аргументы, которые озвучили мои оппоненты. Как выяснилось, все присутствующие обожали маленьких детей. Я попыталась робко оправдаться в том смысле, что и я не монстр какой-то. Большие дети не то чтобы лучше, просто в каждом возрасте свои прелести. И поскольку люблю я людей в принципе, то думаю, что целовать теплые со сна щечки трехмесячного карапуза — такое же счастье, как и беседовать с благоразумным трехлетним мальчуганом. Тут некоторые люди со мной согласились. Справедливости ради одна молодая бабушка обратилась к маме трехлетнего мальчика Ромы: — Вот у вас какой славный парень — и аккуратный, и послушный, и вести себя умеет. — Да, — с законной гордостью согласилась Ромина мама, тоже, кстати, обожающая маленьких детей, — но он у меня знаете какой лупленый. Я его с года и до двух лет по нескольку раз в день наказывала. Зато теперь мне не стыдно с ним в гости прийти. Он раз и навсегда усвоил, что можно и что нельзя! Скажите мне, пожалуйста, до какой степени нужно озаботиться мнением окружающих и наплевать на собственного ребенка, чтобы показателем воспитанности стало «не стыдно прийти в гости»? И что за шахматы надо устроить в своей голове, чтобы разместить на плоскости два взаимоисключающих тезиса: «я обожаю маленьких» и «до двух лет я лупила его каждый день»? Ах, да, мне ведь уже объясняли однажды в метро: не наказываете — значит, не воспитываете. Знаете, какой первый совет по воспитанию внука дала моей соседке опытная свекровь? «Если не будет слушаться, говори ему: ты плохой мальчик, я тебя не люблю» . Мы с соседкой сразу решили, что скорее отрежем себе языки, чем скажем своим детям такое. Ты хороший, просто можешь иногда ошибаться. И помни: я люблю тебя всегда. И если вы мне скажете, что ни разу в жизни не слышали от более опытных мам в свой или чей-либо адрес: «Срочно начинай наказывать. Пусть лучше сейчас лишний раз схлопочет, зато потом тебе же спасибо скажет», я вам, извините, не поверю. А какое количество замечаний принято у нас делать детям просто так — за то, что бегает, кричит, вообще за то, что живой? А как виртуозно их дергают за руку во время публичных истерик? Интересно, существует статистика вывихнутых в ходе этих воспитательных мероприятий плечевых суставов? А этот замечательный окрик: «Я кому сказала!?» А «перестань орать» ? Никогда не слышали? Тоже не поверю. Или вы просто не ходите по улицам. Прямо перед нашим подъездом есть огромная лужа. Если мы с Глебом возвращаемся с прогулки и на нем не резиновые сапоги, а кроссовки, я говорю сразу: «Сынок, ты можешь бросить в лужу три больших камня, а потом пройти по глубине. И мы быстро бежим домой сушиться». Видели бы вы лица прохожих, которые застают этот разврат! Иногда они говорят Глебу, завидев его в центре лужи на самой глубине: «Вот сейчас мама тебе всыплет!» Иногда делают замечания мне: «Ну разве можно так баловать ребенка! Он должен беречь одежду — вам ведь стирать!» Иногда просто останавливаются посмотреть, как я буду публично убивать ребенка за грязные штаны. Не ждите, не буду. Во-первых, потому, что не вижу причины — сама ведь разрешила. Во-вторых, в любом случае играть пьесу «как я воспитываю своего ребенка» посреди улицы я не стану ни за что. Наши с Глебом отношения для меня важнее, чем ваше отношение ко мне, дорогие прохожие. Я, конечно, понимаю, что они воспитывали своих детей по-другому. Возможно, правильнее, чем я. Но я считаю все эти «поперек лавки», «ты плохой мальчик, я тебя не люблю», «не бьешь — не любишь», «сейчас накажешь — потом спасибо скажет», и т.д. явлениями того же ряда, что и наши неухоженные детские площадки, грязные подъезды, сломанные домофоны, хамство в кругу семьи, бродячие собаки и мат на стенах домов. В хрониках происшествий все это называется «бытовуха», и я не хочу, чтобы Глеб осваивал жизнь в логике этих явлений. У жизни все-таки намного больше вариантов.
Семейный журнал Няня.Ру о беременности и родительстве
База полезных знаний и сообщество мам и пап
Няня.ру – это виртуальный семейный центр, в котором вы можете найти ответы на любые волнующие вопросы о беременности, рождении и воспитании детей. Экспертные материалы, сервисы и форум помогут жить в гармонии с собой и окружающими. Если у вас есть пожелания и предложения по работе нашего сайта для родителей и детей, пишите. Будем рады обратной связи, потому что c 1994 года стараемся сделать проект максимально полезным, информативным и удобным для вас.
