Поиск

Лечение за границей: неспециальный репортаж-2

03/03/2011
509

Реанимация. Три часа утра. Дочь дремлет после очередной порции обезболивающих. Кто-то тихонько дотрагивается до плеча: «Coffee or tea?» Не успеваю удивиться и киваю: «Кофе». Через пару минут врач протягивает мне чашку кофе и предостерегает: «Be careful, it,s hot.»(Будьте внимательны, он горячий).
Боже мой, думаю я, да это просто филиал съемочной площадки сериала «Скорая помощь», и впервые за сутки даю волю слезам.

И стены лечат
Ребенок, однажды побывавший в больнице или поликлинике, получивший в попу укол или познакомившийся с процедурой забора крови из пальца, вряд ли  забудет, как выглядит это неприятное учреждение. Именно этого я больше всего боялась, отправляясь в израильский госпиталь: «А вдруг она закатит истерику прямо у входа и дальше не ступит ни шагу?.. Месяц мы находились в одной больнице, полгода пролежали в другой, и ее уже не проведешь». Опасения были напрасными. Меньше всего израильский медицинский детский центр «Шнейдер»
походил на больницу. Гигантский холл с целым рядом регистратур (чтобы очереди не было), огромным детским магазином, стеклянными кабинками лифтов и в довершение картины — разноцветные игрушки, сидящие на внутренних балконах этажей и свисающие из-под купола здания.
Каждый этаж, на котором расположены и стационарное, и амбулаторное отделения, имеет свой цвет: розовые стены в рентгенологии, зеленые — в хирургии, желтые — в неврологии и так далее. Белым здесь выкрашены только процедурные. Свой цвет имеют и палаты. «А зачем?» — удивилась я. Ответ был прост — чтобы малыш не заблудился. Кстати, с этой же целью всем поступившим в стационар детям одевают на руку (младенцу на ножку, чтобы не сорвал) специальный браслет. На нем есть вся необходимая информация о маленьком пациенте: как зовут, диагноз, группа крови, кто лечащий врач, из какого ребенок отделения и т.п. Снять браслетик можно только с помощью специальных ножниц.
Приемные врачей больше напоминают комнаты в частных детских садах: везде ковролин, пластмассовые замки, горки, телевизоры. К вашим услугам столик, на котором всегда стоят термос с кипятком, и баночки с какао, кофе, чаем, сахаром, сливками, и, конечно, одноразовые стаканы и ложечки. Вы можете просто взять и налить себе что-нибудь, а можете и бросить несколько шейкелей в баночку для пожертвований. Тут же стоят блюда с маленькими булочками, печеньями, пирожками.
За все время, проведенное в госпитале, — а в общей сложности мы были там полтора месяца — я не встретила там ни одного сотрудника в белом халате. Врачи ходят в спецодежде зеленоватых, голубых и синих тонов, а медсестры одеты в халаты с изображением всевозможных зверушек. Кстати, последним строго настрого запрещено заходить в игровую. Там ребенок должен чувствовать себя в безопасности. Но игровые комнаты в израильском госпитале отличаются не только этим. О наличии в них моря игрушек, книжек, компьютеров и постоянно улыбающегося педагога, думаю, вы догадываетесь. Но меня поразило, что в случае, если ребенок не в состоянии сам пойти за игрушкой, молодые девчонки, работающие там же, сами приходят к нему в палату и спрашивают, во что хотелось бы поиграть. И знаете, они возвращаются с «заказом» и с удовольствием развлекают малыша. Я смотрела, как одна из них прыгала перед моей дочерью, и с интересом ждала, когда же ей надоест. Странно, но первой устала Сашка и попросила дать ей отдохнуть. Как потом выяснилось, эти девчонки играют и развлекают детишек «за так», точно так же, как и молодые солдаты с автоматами на перевес. Я не «оговорилась». Если учесть, что наши медицинские проблемы мы решали год назад, в момент разгара военных действий между израильтянами и палестинцами, то вид людей в военной форме на входе в игровую комнату меня просто потряс. «Нас взяли в заложники», — пронеслось в голове, и в ту же секунду молодой парень улыбнулся и спросил, указывая на дочь: «Она любит рисовать? Можно мы с ней порисуем?». Оказывается, такие
гуманитарные визиты входят в армейскую программу. Кроме того, по отделениям ходит клоун, надувающий воздушные шарики и превращающий их во что только малышня ни пожелает, сюда приходят школьники и развлекают маленьких пациентов игрой на гитаре, дарят им самодельные игрушки и открытки с пожеланиями здоровья и счастья.

На этом сюрпризы не заканчиваются. Я не помню дня, чтобы к нам в палату не пришел кто-то и что-нибудь не принес. И, если в больнице (РДКБ), где мы лежали в Москве, детей радовали подарками служащие Храма и сотрудники благотворительного фонда, находящегося при этом же учреждении, то в «Шнейдере» осчастливить детей рвались все. С одной стороны, там принято дарить малышу сувениры перед процедурой (если он боится) и после (если вел себя «храбро»). С другой — в госпитале постоянно находятся, как их здесь называют, религиозные люди. Они постоянно подкармливают родителей — разносят по отделениям обеды, правда, кошерные и одаривают детей подарками на все религиозные праздники. Не приведи вас Господь попасть в израильский медицинский центр в конце сентября, когда в стране празднуется еврейский Новый год. Лично мы выписывались накануне, но все равно домой уходили с двумя огромными пакетами, в которых чего только не было: от яблока, упакованного вместе с баночкой меда — с этой трапезы израильтяне начинают отмечать праздник, — до изумительно красивой футболки нужного размера. Не могу не сказать несколько слов о магазинчике, расположенном в холле. Когда меня там впервые спросили, из какого мы отделения, то я решила, что они продают игрушки только «своим», тем, кто тут лежит. Оказалось, что это не так. Дело в том, что детям, у которых тяжелый диагноз, здесь предоставляется 10—15 % скидка на все покупки. Удивительно, но я обратила
внимание на то, что продавцы стараются запомнить людей. В наш второй приезд меня уже никто не спрашивал, а просто продавали товары со скидкой.

«Почему она в туфлях?..»
Между поездками показываю фотографии своей подруге, по совместительству зубному врачу. Вздыхает, рассматривает. «А это где?» — в руках у нее фото, сделанное в предоперационной за 10 минут до начала первой операции. Рассказываю, не понимая, что так ее удивило. «А почему она в туфлях?..» — подруга по-прежнему не сводит с меня изумленных глаз. К хорошему, как водится, привыкаешь быстро. Но все же я постараюсь вспомнить все, что так поразило меня, когда мы впервые оказались в израильском госпитале.
После разговора с администрацией (бесплатного) и заведующим отделением онкологии (платного) я решила, что лечиться будем именно здесь. Тут же нас отправили за стикерами. Что это такое и зачем? Оказалось, что это очень удобная штука. Квитанция об оплате и наш регистрационный номер одновременно.
Номи — старший кассир — сняла деньги у нас с карточки, занесла данные в компьютер и прямо за ее спиной раздалось подозрительное жужжание. Аппарат, чем-то похожий на кассовый, выдал длиннющую ленту. Это оказались кодовые наклейки, распечатанные на нескольких листах. Одну из них сразу «повесили» на нашу историю болезни, другие вручили мне, чтобы я по ходу дела наклеивала их везде, куда мы сегодня пойдем: на пробирки с анализами крови и мочи, на листок с консультацией невропатолога, на рентген, записи УЗИ-диагноста и тому подобное. Благодаря этим наклеенным кодам, шансы потерять в недрах госпиталя хоть какую-то бумажку, результаты какого-то исследования — равнялись нулю. Кстати, об исследованиях. Справедливости ради следует отметить отрицательный момент в отношении «их» диагностики. Общаясь с другими мамами — коренными жителями и русскими евреями, — я поняла, что слово «пунктуальность» в иврите отсутствует. На моей памяти ни одного исследования не было проведено в назначенное время. Если нам назначали компьютерную томографию в 8.30 — можно было смело заявляться к началу десятого. Нас как раз вызывали...
После необходимых проверок нам назначили день операции. Как раз за сутки до нее у нас прошла встреча с нейрохирургом, который будет оперировать дочь. Разговор начался в 3 часа дня, а госпиталь мы покинули в начале седьмого. Сначала просто разговаривали и доктор Михович рассказывал, как будет проходить операция. Я задавала вопросы по ее ходу и возможным проблемам. Когда вопросы были исчерпаны и мы уже собирались уходить, Михович вдруг спросил: «А может быть, вы хотите посмотреть, где все будет происходить?». — А можно? — «Естественно, это же вашего ребенка будут оперировать!» — было мне ответом.
Для начала провели в хирургическое отделение. Показали процедурную, палаты, в одну из которых мы попадем после операции и реанимации. В палате около каждой детской кроватки стоит взрослое кресло-кровать. Родители всегда могут быть рядом. Напротив каждого больного весит телевизор, правда, подключают его за отдельную плату — 30 шекелей (10$). Затем поднялись на этаж выше (помимо дочки, на экскурсии со мной была моя подруга Мария, живущая в Израиле). Там нам показали предоперационную и очень извинялись, что не могут провести в операционные, так как они обе были заняты. После настала очередь реанимационного отделения, а напоследок мне указали на кабинеты специалистов, с которыми тоже завтра утром, перед операцией, мой ребенок будет общаться. Так, получив в течение путешествия пять-шесть игрушек, мы осмотрели завтрашнее «поле боя» и отправились в гости все к тем же друзьям. Ночевать в «своей» квартире отчаянно не хотелось. 


Операция по-израильски
Первым, куда мы отправились с утра, было хирургическое отделение. Затем дочь посмотрел физиотерапевт — очаровательная доктор Таня, родом из необъятной России. Нас завели в потрясающий физиотерапевтический... Нет, кабинетом я бы это не назвала, потому что мы оказались в прекрасно оборудованном для спорта и игр зале. После был «кабинет здорового ребенка», где Александру проверили на совместимость интеллекта с ее возрастом. Сашка складывала всякие картинки, пытаясь логически угадать цвет следующей фигурки, рисовала на
заданную тему, строила башенки. После каждой аудиенции ребенка вызывали в комнатку, раскрывали перед ней огромный ящик с несметным количеством игрушек и предлагали выбирать, что ей хочется. Естественно, Сашка просто терялась и начинала мучительно перебирать все, что там есть. На мой взгляд, это был неправильный ход. Было бы лучше просто приносить любую игрушку и вручать герою. О чем, в общем-то, я потом и попросили медицинский персонал.
Наконец мы вернулись в отделении хирургии. Там Сашу переодели в чудесную пижаму, которые здесь не только всех размеров и цветов, но и сшиты с учетом места операции. Если, например, у крохи травма руки, то рукав кофточки расстегивается и застегивается на кнопках. Потом нас взвесили, померили и отправили в игровую.
Радость от того, что никто не мучает ребенка клизмами, обязательными в России для любой процедуры с наркозом, к 2 часам дня сменилась чувством страшного голода и желанием, чтобы все наконец началось. На этом же этапе, переведя мне с иврита документ о разрешении на операцию, нас покинула моя подруга Мария.
Правда, тут же подошла медсестра по имени Елена и на чисто русском сказала, что беспокоиться не о чем, нас «вот-вот возьмут». А задержка объясняется тем, что первая операция немного затянулась. Лежа на ковре, мы мирно рисовали, когда в дверях игровой возник Машин муж Вадим с двумя стаканами кофе: «Я побуду здесь, пока будет идти операция, хорошо?»
Практически сразу за нами пришел санитар с кроватью — каталкой — такие правила, идти на операцию пешком — нельзя. В предоперационную, к моему изумлению, пустили и Вадима. Там же, правда, только мне, выдали бахилы, халат и шапочку. За шторкой ждал свой очереди и играл в игрушки еще один ребенок. Ко мне подошел доктор Михович, спросил, как дела, и познакомил с анестезиологом. Она (о, Боже!) тоже была русской. Чего меня только не спрашивали: «Есть ли у ребенка аллергия на лекарства?», «Знаете ли вы, что это за операция?», «Имеете ли вы представление о том, какие осложнения могут быть в результате нее?» и тому подобное. Все это переводилось другим врачам на иврит. С трудом помню, как в этой круговерти вручила Вадику фотоаппарат и попросила снимать. Вместе с Сашкой и врачами я вошла в операционную. Описать ее не смогу — не помню. В памяти только сам операционный стол и прозрачная маска «с наркозом». Никакой премедикации (укола, подготавливающего к общей анестезии). В пижаме и туфлях Сашка сидит на столе, ее обнимает женщина-анестезиолог и слушает уже сбивчивый рассказ про нашу кошку Ириску. Пару раз дочь всхлипывает, пытаясь сдернуть маску, и наконец засыпает. Ее аккуратно кладут на стол. Снимаю туфли, крестик, спрашиваю про пижаму, говорят, что не нужно. Удивляться нет сил. «Целуйте и идите, все будет хорошо».
К Вадику меня выводит медсестра и показывает, где комната, в которой я могу умыться. Молча качаю головой. Приносят стакан воды и успокоительное. Напротив предоперационной специальная комнатка. Там стоят кресла, телевизор, стол, на котором термос с горячей водой, кофе, чай.
Операция шла четыре часа. Несколько раз Вадим звонил в дверь, выходила медсестра и вежливо «докладывала» о ее ходе. Михович вышел только в конце. Двери распахнулись, мы в очередной раз взметнулись, и первое, что услышали: «Do not worry, all is good!» (Не беспокойтесь, все хорошо).
После этого он заговорил на иврите, а Вадим заработал как синхронный переводчик. Доктор рассказал, как проходила операция. «Когда мне можно будет ее увидеть?» — спросила я и получила неожиданный ответ: «Сейчас. Ее вывезут из операционной, вы проводите ее до реанимации. Там девочку переподключат, оформят и вас позовут» — «Я смогу с ней чуть — чуть побыть?..» Взлет бровей — Михович явно удивлен моим вопросом — и похлопывание по плечу: «Вы можете быть рядом со своим ребенком столько, сколько захотите!

Реанимация по-человечески
Реанимация. Три часа утра. Дочь дремлет после очередной дозы снотворных. Сижу рядом на стульчике и редактирую материалы для ноябрьского номера за 2000 год, присланные мне друзьями-коллегами по электронной почте. Маша и Вадим. В ногах спящей Сашки лежат привезенные ребятами детские книжки: Барто, Чуковский, Михалков. «Вы из России?» — реанимационная медсестра, только что бойко болтавшая на иврите, смотрит на меня, улыбаясь. Я улыбаюсь в ответ. Исчезает напряжение, и на душе становится светло—светло: случись что — меня поймут и вовремя подоспеет помощь. Это, кстати говоря, еще один минус в лечении за границей. Дело в том, что я, конечно, говорю на английском, но... Не в том совершенстве, которое требуется для данной ситуации. Каждый раз, когда что-то начинало пищать в радиусе метра от нашей кровати, я холодела: падает давление, останавливается дыхание, начинается внутреннее кровотечение! А в результате оказалось, что так тихо в реанимационной звонит телефон, чтобы не мешать больным. То же касается и наших путешествий по коридорам «Шнейдера» в поисках кабинета, где проводят то или иное исследование. Как только иностранные врачи и администрация раскусят, что вы мало-мальски говорите на английском или каком другом языке — вы практически сразу оказываетесь предоставлены сами себе. С вами уже не ходит добрая тетя, а вы путешествуете по этажам и ищете нужный кабинет самостоятельно, ждете, когда вас вызовут, с трудом разбирая вашу фамилию, произнесенную на чужом языке.
В общем, подводя итоги, хочется заметить, что положительных моментов была еще масса. Среди них розетки, поставленные на улице. Если ребенок постоянно находится под капельницой, то он может принимать эту процедуру на улице, на свежем воздухе. Везде существуют специальные тропки для колясок и каталок, так что без помощи посторонних вы легко преодолеете любые расстояния, даже дорогу в другой корпус. Естественно, отсутствие препаратов, капельниц и прочего даже не обсуждается — есть все, и даже если малыш быстро выписывается, а так обычно и происходит, вам на первое время дают нужные препараты. А если вы вынуждены долгое время провести в поликлинике, ваш малыш обязательно получит обед из трех блюд.
Минус заключается в другом. Все закончилось. Вы уехали. Иностранные врачи расписали все в выписке подробным образом и попросили наших медицинских работников в любом спорном случае связываться с ними... В результате вы остаетесь с прооперированным и, может быть, не до конца еще здоровым ребенком один на один. Вы не знаете, к кому обращаться за помощью здесь, а туда не можете, потому что финансовый запас исчерпан. Да и далеко. На душе становится неуютно и неспокойно... Что дальше? Хорошо, если кроха поправится и медицинское вмешательство больше не потребуется, а если нет...
Нужно налаживать контакты здесь. Аккуратно, соблюдая все правила этикета. И упаси вас Бог сказать хоть одному врачу, что вы уехали туда, потому что тут испробовали все. Вам не поверят.

Просто говорите, что так сложились обстоятельства. А ведь они действительно так сложились?..


Сыпь на амоксициллинЧитать статью
Книжные ритуалыЧитать статью
Букет для торжественного дняЧитать статью
Если у малыша дрожит подбородок и ручкиЧитать статью
Как родным и близким пациента справиться с его расстройством пищевого поведения Читать статью
Время для отношенийЧитать статью
Комментарии

Семейный журнал Няня.Ру о беременности и родительстве

База полезных знаний и сообщество мам и пап

Главный редактор, Лиханов Дмитрий Альбертович

Главный редактор, Лиханов Дмитрий Альбертович

Няня.ру – это виртуальный семейный центр, в котором вы можете найти ответы на любые волнующие вопросы о беременности, рождении и воспитании детей. Экспертные материалы, сервисы и форум помогут жить в гармонии с собой и окружающими. Если у вас есть пожелания и предложения по работе нашего сайта для родителей и детей, пишите. Будем рады обратной связи, потому что c 1994 года стараемся сделать проект максимально полезным, информативным и удобным для вас.

Подробнее о семейном журнале Няня.ру>>

Подпишитесь на рассылку семейного портала

Узнавайте первыми о новых статьях, конкурсах и анонсах событий

Отправляем письма 1 раз в неделю по пятницам – рассказываем о самом интересном и важном.