Приемыш за границу

        При прежнем режиме такое вряд ли было бы возможно – существовавший тогда строй никогда не признал бы существования целой категории детей, проблемы которых не могут быть решены Партией и Правительством. Хотя объективности ради, надо признать, что хотя дети в детских домах при том строе жили несколько хуже, но по численности их было намного меньше. Такого количества сирот, как сейчас, не было даже после войны.
        Появился и еще один новый термин. «Социальный сирота» – при живых родителях. Таких, по разным подсчетам, около 93% (!) от общего числа детей, оставшихся без попечения родителей. Но сейчас наше общество стало более открытым, поэтому острейшую проблему социального сиротства не скрывают и не замалчивают. Начиная с 1991 года первые дети из России отправились с новыми родителями за рубежи своей родины.
        Поначалу иностранцам разрешалось усыновлять только детей-инвалидов, но потом законодательно было закреплено и право на вывоз ими здоровых малышей. Правда, при условии, что от ребенка сначала три раза письменно откажутся потенциальные российские усыновители.
        Благодаря иностранным усыновлениям полумиллионная армия наших сирот ежегодно уменьшается примерно на десять тысяч. В масштабах страны это, может, и не очень много, но для каждого отдельного ребенка, который обрел новую семью, – это, безусловно, событие. Событие, изменившее всю его жизнь.
        Вот только всегда ли в хорошую сторону?
        Государственная Дума приняла постановление «О неотложных мерах по повышению государственного контроля за усыновлением», на весь мир заявив, что в международном усыновлении прослеживаются «негативные тенденции, создающие угрозу национальной безопасности России, формируется внутренний рынок усыновления. Идет процесс коммерциализации межгосударственного усыновления, при котором дети, оставшиеся без попечения родителей, выступают в качестве товара».
        Некоторые факты, ставшие достоянием общественности, заставляют нас еще и еще раз возвращаться к этой теме, чтобы найти ответ на вопрос: международное усыновление – что это? Разбазаривание российского генофонда, бизнес, позволяющий неким темным структурам набивать карманы за счет торговли детскими донорскими органами, или благо для осиротевших детей, единственный шанс брошенных малышей иметь любящих маму и папу?
        А выгодно ли нашей стране?
        Американские организации по международному усыновлению требуют с соотечественников за свои услуги от $15 000 до 40 000, в зависимости от состояния здоровья приемного ребенка. Оформление всех необходимых документов, кроме услуг ОВИРа и обязательного медицинского освидетельствования малыша, производится бесплатно.
        Все международные организации по усыновлению предусматривают в своем уставе оказание благотворительной помощи учреждению, из которого принят ребенок. Как правило, размер этой помощи не фиксирован, но в среднем иностранные усыновители тратят $500– 3000 на покупку какого-либо оборудования в детский дом. Почти все роскошные игровые комплексы, которые сегодня можно увидеть в любом московском доме ребенка, куплены иностранными усыновителями или на их средства. Это официальная помощь. А вот сколько еще денег оседает в различных карманах во время оформления документов, можно только догадываться.

       Зачем им наши сироты?
        Что совершенно не удивительно, чаще всего в комиссию по усыновлению обращаются граждане США, Канады, Италии, Испании, Германии и Франции. В этих странах брошенных детей нет. Вся их государственная политика строится так, что сиротство там просто отсутствует. Детские дома, которые были в 50– 70-х годах, сейчас существуют в виде небольших церковных приютов или семейных детских домов. Отдать ребенка бездетной паре могут только под опеку. Как правило, это дети очень юных родителей. Повзрослев, биологические родители могут забрать своего ребенка. Поэтому и пользуются таким спросом у иностранцев наши сироты.
        Не хотелось бы никого обидеть, ведь правил без исключений, как известно, не бывает, тем более в таком сложном вопросе, но вот что настораживает в поведении российских усыновителей. Ребенок, предложенный для осмотра после соблюдения всех необходимых формальностей, рассматривается нашими согражданами примерно так же, как бывший в употреблении автомобиль, предложенный для продажи придирчивому автолюбителю. Каждая родинка разглядывается чуть ли не под микроскопом, любые детские капризы тут же трактуются, как неадекватное поведение. В одном из детских домов я стала свидетелем того, как дама средних лет потребовала от врачей показать родословную (!) малыша.
        Дети с минимальными внешними отклонениями или, упаси боже, нуждающиеся в лечении, как правило, вообще не имеют шансов попасть в семью у себя на родине. Точно так же, как и дети, мама или папа которых – выходцы с Кавказа или Средней Азии. Кстати, таких малышей в домах ребенка большинство. Есть даже неофициальный термин – «рыночные дети». Так врачи и воспитатели детских домов называют детей, появившихся на свет в результате случайной любви заезжих молдаванок и украинок с выходцами с Кавказа.
        А чего стоят заявления российских усыновителей в соответствующий отдел Министерства образования! Цитирую: «...готовы удочерить здоровую девочку без отклонений в развитии в возрасте от двух недель до двух месяцев... Требования к внешности – блондинка, глаза голубые, стройное телосложение...» Кто-нибудь знает, что такое «стройное телосложение» у двухнедельной крохи? А как вам все остальное?
        Иностранцы же вообще не зациклены на внешности крохи. Если ребенок их признает сразу, они готовы немедленно заменить собой весь персонал дома ребенка, чтобы только находиться рядом с малышом подольше. Особенно удивительно, когда люди с абсолютно европейской внешностью берут детей-кавказцев или негритят-полукровок.

       Про Шопа, Дороти и Кристину
        Вот лишь один пример. Шон и Дороти, бездетная семейная пара из Америки. Шон – коренной американец, Дороти – полячка, после замужества осталась в США. Два года назад врачи вынесли вердикт – своих детей не будет. В Москву они приехали по приглашению комитета по опеке и попечительству. У себя на родине Шон и Дороти прошли всю долгую и трудную процедуру оформления документов и после всех мытарств впервые стоят на пороге детского дома, где живут дети-сироты в возрасте от 0 до 4 лет. Дороти от волнения путает английские и польские слова, но понять ее можно.
        «Мы просто не верим, что сегодня наконец увидим свою дочку. Я уверена, мы ей понравимся. Мы везем ей подарки, ведь здесь, наверное, у детей нет красивой одежды и современных игрушек... Я прочитала очень большое количество книг и пособий, где написано, как дать ребенку самое лучшее воспитание и оздоровление, думаю, я буду ей хорошей мамой».
        Шон ведет себя более сдержанно, хотя явно нервничает.
        Кристине полтора года, типичный пример «рыночного» ребеночка – мама из Воронежа, папа неизвестен, но явно кавказской национальности. Девочка отстает в развитии – даже сидеть толком не может – да и чисто внешне мало похожа на ребенка с рекламы детского питания. Косоглазие и асимметрия черепа – наследство от мамы, употреблявшей во время всей беременности алкоголь. Будущие родители не отходят от малышки ни на секунду, Дороти что-то нашептывает ей на ухо, Шон фотографирует их вдвоем и вместе с остальными детьми. «Когда вырастет, покажем ей, где она жила и кто ее растил, пока она не стала членом нашей семьи». Усыновители хотя и не ожидали, что ребенок окажется с такими тяжелыми заболеваниями, просить другого, «получше», – явно не собираются.
        Еще один пример. Семейная пара из Швеции, имеющая двоих детей-подростков, и мама, и папа – светлокожие блондины, приехали в подмосковный детский дом, чтобы познакомиться поближе с одним из воспитанников. Приехали они, заранее зная, что ребенок – чернокожий, в состоянии крайнего физического истощения и педагогической запущенности. Даже возраст малыша толком установить невозможно – выглядел года на четыре, а как откормили и пригрели, стало понятно, что ему лет семь. Я была в детдоме как раз в тот день, когда эти шведы устраивали в группе праздник по поводу окончательного отбытия на родину с новым сыном. Спрашиваю, а зачем он им собственно нужен и не будут ли окружающие в шоке от их поступка. «Ну как, зачем нужен, посмотрите, какой он чудесный, добрый и сообразительный мальчик! Он у вас в России пропадет, ведь у вас бытовой расизм. А у нас этого нет, наоборот, воспитывая чернокожего и явно неродного ребеночка, мы заслужим дополнительное уважение со стороны окружающих – ведь это хороший поступок». Было это три года назад. Теперь бывший Глеб Комаров уже не Глеб и русского языка не помнит. Живет себе в Швеции в роскошном особняке своих очень небедных приемных родителей, ходит в дорогой колледж.
        К чему эти примеры? Говорить о том, что мы отдаем на запад генофонд страны, в приведенных
        ситуациях по меньшей мере абсурдно. Хотя, безусловно, нравственная сторона международного усыновления остается противоречивой.
        Плохо, что дети оказываются где-то на чужой земле, в отрыве от своей национальной культуры, понятно, что, став взрослыми и успешными, они вряд ли сюда вернутся. Но разве в этом виноваты иностранцы, которые их берут? Или мы сами? Мы – те, кто не может предоставить им возможность достойно жить здесь? Не сходить с ума от одиночества и собственной ненужности в интернатах для инвалидов, а быть полноценными членами общества – учиться, лечиться, путешествовать, заводить семьи.
        По данным МВД, сегодня каждый четвертый выпускник детского дома остается без жилья, каждый третий регулярно употребляет алкоголь или наркотики, каждый пятый становится преступником, а каждый десятый заканчивает жизнь самоубийством.
        Что еще может более наглядно продемонстрировать потребность каждого ребенка в семье, на которую он может опереться?

       По данным Министерства образования РФ, в 2000 году в России выявлено и учтено 123 тысячи детей и подростков, оставшихся без попечения родителей. Кроме того, остались временно неустроенными из выявленных в 1999 году 11 тыс. детей. Таким образом, в 2000 году нуждались в устройстве 134 тысячи российских детей. Количество усыновленных в том же году детей составило 24,16 тысяч человек. Из них российскими гражданами – 17,87 тысяч (это 74% от всех усыновлений) и иностранными гражданами – 6,29 тысяч (26%). При этом большая часть российских усыновлений – это усыновления отчимами и мачехами, когда мать или отец детей вступает в очередной брак и новый муж (или, соответственно, жена) официально подтверждает свою готовность заботиться о приемном ребенке или детях. Это родственные усыновления.

       Количество детей, усыновленных посторонними российскими семьями, – всего 31%. Это почти столько же, сколько иностранных усыновлений.
        Посторонние российские граждане – это, как правило, бездетные пары, которые усыновляют детей младше 1 года и стараются скрыть от посторонних, что появившийся в их семье ребенок – неродной. Нередко с этой целью меняют место жительства, в последние годы все чаще женщины прибегают к имитированию беременности. А вот иностранцы, по статистике, преимущественно берут в семьи детей старшего возраста (старше 1 года) и чаще всего не скрывают происхождение ребенка ни от знакомых, ни от него самого. За каждым таким ребенком официально закрепляется право на возвращение в страну своего рождения, а также право иметь ее гражданство.
        Согласно официальным данным, в 2000 году посторонними российскими гражданами было усыновлено всего 10 детей-инвалидов, в то время, как иностранные усыновители взяли на себя заботу о 226 российских детях-инвалидах.
        За 2002 год только в Московской области было выявлено 3793 ребенка, оставшихся без родительской опеки. 267 из них сегодня живут в иностранных семьях. Большинство же (1659 детей) были переданы под опеку в российские семьи и примерно такое же количество детей пополнили ряды воспитанников детских домов, интернатов, приютов и домов ребенка.

       Детей, потерявших семью в результате гибели родителей, – меньшинство, – в разные годы эта цифра колеблется от 5 до 7%. Основная же масса детей, нуждающихся в устройстве, – это дети, оставленные в роддомах, «забытые» в больницах, подкинутые посторонним людям или просто выброшенные на улицу, а также дети, переданные одинокими, малообеспеченными, как правило, пьющими родителями, на воспитание в интернаты.