Современные бабушки

   Вы, конечно, слышали фразу «Все мы родом из детства»? Так вот я, действительно, оттуда. Оттуда я вынесла все самые заметные зазубринки своего характера, в детстве проявились мои склонности и способности, тогда же я выяснила, «что такое хорошо и что такое плохо». Вообще, свое детство я вспоминаю очень часто. Особенно с тех пор, как сама стала мамой. Вспоминаю свои ощущения, переживания, первые обиды и победы, первые поездки, первых друзей, с которыми не расстаюсь и по сей день... А еще я вспоминаю двух замечательных людей, без которых мое детство не было бы таким ярким и таким настоящим. Моих дедушку и бабушку. Папиного папу и мамину маму.
    Эти два ангела-хранителя были со мной с той самой минуты, когда мою сущность, заключенную в трех с половиной килограммах и тщательно перевязанную розовыми ленточками, вынесли на крыльцо роддома. Они остаются со мной и сегодня, хотя дедушки давно уже нет на свете, а бабушка очень сильно постарела и изменилась...
    Честно признаться, это были два довольно строгих ангела. Хотя «строгих» — это, пожалуй, не совсем то слово. Просто и дедушка, и бабушка были очень сильными личностями и, как это обычно бывает, обладали довольно сложными характерами. А еще у каждого из них были золотые руки. И доброе сердце. И они любили меня так, что эта любовь оберегала и укрывала меня, будто талисман. Или молитва.
    Бабушка и дедушка дежурили у всех моих постепенно увеличивающихся кроваток. Ходили со мной по бесконечным врачебным кабинетам. На рассвете по очереди приезжали с другого конца Москвы, чтобы отвести меня в детский сад или в школу, а потом встречали, кормили, выгуливали и развлекали. Они придумывали удивительные сказки, которые теперь я пересказываю своей дочери.
    Они были бесценными участниками всех моих игр.
    Бабушка бесперебойно вязала и шила одеяние для моих кукол, охотно предоставляла мне на разграбление свой шкаф и главную сокровищницу — большущую шкатулку с разноцветными пуговицами. Она отважно скакала со мной верхом на скрипучем стуле «по прериям», терпеливо метала лассо из бельевой веревки на спинку кровати — на широкую шею бизона и безропотно оперировала плюшевого медвежонка. Крепко зажмурившись, бабушка устраивалась в моей «парикмахерской», соглашаясь на макияж и укладку, но упорно отказываясь стричься. А еще, как-то незаметно, в игре она учила меня делать ровные стежки, правильно держать спицы, готовить самые простые и вкусные блюда. Бабушкиными руками были сшиты все мои пеленки, распашонки, платьица, брючки и новогодние костюмы... Позже эти же руки шили мне синюю школьную форму — готовой на мой миниатюрный размер не продавалось — вставляли «клинышки» в мои джинсы, чтобы их расклешить и учились плести «фенечки», снисходительно относясь к моему подростковому увлечению хиппи.
    У бабушки находили пристанище все мои тайком приобретенные питомцы, спасающиеся вместе со мной от родительского гнева. С опаской относившаяся ко всякому зверью, не раз говорившая: «Если хотите моей смерти, бросьте в меня мышь», ради меня она впускала в свой стерильно чистый дом и мышей, и крыс, и физиологично-розовых жаб, и разнокалиберных хомячков, и избалованного кота. Конечно, восторга от этого бабушка не испытывала. И каждый раз честно высказывала мне все, что думает. А потом, брезгливо поглядывая на очередного зверька, спрашивала: «Оно небось голодное? Чем они хоть питаются? Сейчас я вас обоих накормлю, а потом посмотрим». Это «потом» было всегда одинаковым: бабушкино сердце таяло, и из ее рук смело брали семечки хомяки, в бельевых тазиках весело плескались жабы, на коленях урчал довольный кот. Однажды она даже собственноручно изготовила специальную попонку с поводком для выгуливания крысы, ради чего пожертвовала неприкосновенным запасом какой-то невероятно мягкой байковой ткани.
    А самые яркие воспоминания о дедушке связаны у меня с дачей, где до школы в его компании я проводила по пять месяцев, а потом — все лето. Дача сама по себе была сказкой, которую невозможно пересказать. Огромные сосны, в чьих кронах запутывалось нежаркое северное солнце. Узкие витые лестницы. Потайные уголки. Печка с живым огнем. Непуганые белки, ежики, приблудные кошки. Велосипед, речка, неспелый крыжовник и розоватая клубника. Завораживающее пение птиц по утрам. Уютные посиделки на террасе под оранжевым матерчатым абажуром, когда за окнами сгущались таинственные сумерки и в воздухе пахло дождем... А самым любимым местом на даче у меня было дедушкино, как он сам его называл, «рабочее место». То есть сарай и верстак с навесом, где дедушка, а соответственно и я, пропадали целыми днями. И пусть мама с бабушкой — с другой, с папиной стороны — порой ворчали, что там сыро, и дует, и вообще ребенку не место. Дедушка попросту игнорировал воркотню «теток», к которым он причислял весь женский род. Кроме меня. Потому что он, во-первых, никогда не обращался со мной как с ребенком — в смысле, как с малым дитем. А во-вторых, потому что был уверен, что девочке вовсе не бесполезно знать, как держать молоток, зачем нужны плоскогубцы, чем отличается винт от самореза. И вместо того, чтобы прятать от меня инструменты с криком: «Не трогай — нос отрежешь, палец прищемишь, на ногу уронишь!», он давал мне, то ли трех-, то ли четырехлетней, самый маленький молоток и самые большие гвозди и показывал, как вбивать их в землю, а потом вытаскивать обратной стороной молотка. Позже он научил меня всему — красить, привинчивать, отпиливать, зашкуривать. Все эти умения очень пригодились мне двадцать лет спустя, когда я увлеченно обустраивала свой собственный дом.
    Дедушка проводил со мной почти все время — гулял, рисовал, читал, рассказывал, обучал математике и черчению. А еще дедушка выполнял все мои самые фантастические заказы. Например, если мне был нужен кукольный домик — «совсем-совсем настоящий, со светом и с водой из краников», дедушка сперва мрачнел и объявлял, что у него нет времени возиться со всякими глупостями. Потом долго раздраженно копался в сарае, что-то подыскивая и выбирая. Затем появлялся с огромной коробкой, кусками линолеума, остатками обоев и целой охапкой досочек и фанерок. Громовым голосом призывал меня, спрашивая, подойдет ли моим куклам жилище такого размера, и брался за работу. Мне, конечно, тоже находилось дело — не слишком трудное, но очень интересное: покрасить наружные стены домика в разные цвета, постелить в крохотных комнатках подходящий к обоям линолеум, повесить на окна занавесочки.
    Неделю спустя весь дачный поселок ходил любоваться на наше произведение, в окошечках которого благодаря хитроумной дедушкиной проводке горел настоящий свет, а из самодельных умывальников размером чуть больше наперстка капала вода.
    Так было и с большущей рогатой корягой, из которой я требовала изготовить мне козу — вначале дедушка долго ругался на чем свет стоит и требовал выкинуть очередной хлам, а потом не только выполнил мой заказ, но и контрабандно перевез его в городскую квартиру. Авторитарная мама не разрешала мне брать «эту громоздкую деревяшку» в Москву под тем предлогом, что она займет много места и поцарапает паркет. Что ж, дедушка не просто нарушил мамин запрет — он немножко повозился за своим верстаком и, во-первых, превратил мою козу в сборную модель, а во-вторых... подковал ее пробками от шампанского, чтобы и паркет был цел, и ребенок счастлив.
    Всего рассказать, конечно, не получится. Да и как измерить, как перечислить все добро, полученное мною от дедушки с бабушкой? Им всегда было по-настоящему со мной интересно. Они умели слушать и понимать меня — как трехлетнюю, так и тринадцатилетнюю. В отличие от работающих родителей, они никуда не спешили и поэтому никогда не отмахивались от меня. Как и положено дедушкам-бабушкам, они были мягче и снисходительней. Именно им я обязана лучшими черточками своей личности. Они были моим детством — таким, какое я желала бы своему ребенку. А я, кажется, так ни разу и не сказала им за это «спасибо». Что ж, говорю сейчас.