Имя Артемий на Руси произносится проще — Артём. Человек, которого так называли, совершал подвиги во имя веры больше полутора тысяч лет назад в дни правления римского императора Юлиана Отступника. В память о нем православные родители разных стран нередко давали его имя своим сыновьям.
В 1532 году этим именем назвали при крещении и русского мальчика из села Веркола на северной реке Пинега, из того самого села, где родился и рос в ХХ веке знаменитый писатель Федор Александрович Абрамов. Отец Артемия, Косьма, был младшим служителем в сельском веркольском храме — чтецом, а еще, как и все деревенские, обрабатывал землю и ловил в реке рыбу. Мать, Апполинария, была ему верной помощницей. И долгожданный их сын стал единственным и любимым ребенком.
Некоторые считают, что жизнь святого праведного человека заканчивается на земле. На самом деле вечная душа его продолжает творить чудеса во имя спасения других. События, которые происходили с веркольским отроком Артемием, — еще одно этому подтверждение.
Годы его земной жизни падают на эпоху, когда русская земля только-только избавилась от монголо-татарского ига. Но по-прежнему ни один житель в Московской Руси не знал, что даст ему завтрашний день, потому что в любой миг на его край могли налететь орды кочевников, чтобы разорить и сжечь его дом, а его самого вместе с женой и детьми связанными угнать в рабство. Однако захватчики не могли пробиться сюда через первобытные леса и болотные топи, поэтому именно на севере спасались жители центральной Руси. Свободной земли здесь было много, зверя в лесу и рыбы в реках — достаточно, и люди обживали берега рек и озер, рубили дома, возделывали землю.
В те времена большие пространства наблюдали с небесной высоты только перелетные птицы, которые стаями по весне устремлялись на Север, а с приближением холодов тянулись к югу. Лишь они видели берега арктических морей, чахлые растения на болотистой прибрежной тундре, густые хвойные леса: ели, пихты, лиственницы и сосны на берегах великой реки, которой дали имя Северная Двина. Видели они и другую большую реку — Пинегу, что текла через многие земли и соединялась с Двиной. А уж Пинегу наполняли водой реки поменьше.
Земля здесь отогревалась к середине июня. Зато летние дни были яркими, долгими, и солнечного света, несмотря на недлинное лето, хватало, чтоб накосить сочных трав и собрать урожай. Потому и стояли вдоль рек селения, и в каждом — строили свою деревянную церковь. Таким обыкновенным селением была и Веркола.
На правом высоком пинежском берегу слегка покачивались от ветра могучие сосны, лиственницы. Эти старинные деревья жители Верколы не помнили тонкими и молодыми. Дома, срубленные жителями из такого леса, тоже стояли веками. Здесь строили просторное жилье не только для себя, но и для скотины, потому что зима приходила рано, длилась она долго, и надо было спокойно перезимовать, не пропасть от голода и морозов, а для этого запастись многим — на все время от лета до лета.
Крутой берег походил на слоеный пирог: белые пласты известняка, красной глины, желтого песка, а ниже — расстилался речной простор, по которому торопливо бежали волны сначала к Северной Двине, а дальше соединившись, речные воды устремлялись в Белое море к Ледовитому океану. Берег напротив был пологим, низким — там тянулись вдаль заливные луга, поля, березовые леса.
Пока Артемий был малышом, на край высокого берега его отпускать боялись — а ну как дите расшалится и упадет с обрыва в реку. Но очень скоро родители убедились в его разумности.
— Он у вас, как ангел небесный! — хвалили соседи Артемия. — Уж такой послушный! Другие и в церкви крутятся, и на улице — непоседы, а ваш — на службе стоит и каждому слову внимает!
А было тогда Артемию только четыре года.
В Верколе во многих домах подрастали дети. Летом они бегали по улице мимо дома Артемия, играли в шумные игры.
— Артемий! Артемий, выходи, играть будем! — звали они.
— Некогда мне, я матушке помогаю воду носить!
— Артемий! — звали его в другой раз. — Идем с нами, костры будем жечь!
— Не могу! — снова отвечал он. — Батюшке помогаю, сено ворошу.
Так и проходили дни, складывались в годы. Артемий был рядом с отцом и матерью в любом деле, как только подрос. И, что удивительно: хотя он не часто бывал с другими детьми, те его уважали, как старшего. Может быть, потому, что он, с виду тихий, когда требовалось, мгновенно превращался в храбреца.
Так однажды летом мальчишки поблизости от его дома раздразнили на улице козла, и тот бросился на них, рогами вперед. Мальчишки разбежались, а на земле остался сидеть чей-то маленький брат. И козел, нацелившись рогами, помчался на малыша. В тот миг вся улица словно в ужасе замерла. Только Артемий успел в несколько прыжков оказаться между малышом и разъяренным козлом. Он загородил собой малыша, спокойно посмотрел прямо в налившиеся кровью глаза. И козел внезапно остановился, осел на задние лапы, качнулся несколько раз, а потом, как будто только за этим и бежал, потянулся к зеленой ветке.
— Сам Бог послал Артемия, чтобы он спас наше дитё, — рассказывали в тот вечер родители малыша соседям.
И похожие истории случались не раз.
Но однажды произошло совсем другое. Страшное.
Артемию к тому времени исполнилось двенадцать лет. 23 июня 1544 года вместе с отцом он переправился на другой, низкий берег, чтобы работать на поле. Погода была тихая, солнечная. Низко над полем пролетали речные ласточки. Артемий, ступая босыми ногами по прогретой земле, вел за узду лошадь, а отец сзади налегал на борону, которая острыми деревянными клиньями разбивала комья земли. Оба они не заметили, как задул легкий ветер, и на краю неба появилось первое облачко. Ветер быстро усилился. Он гнал тяжелые черные тучи, и день стал быстро темнеть.
— Заворачивай, сынок, лошадь, — сказал отец, — пересидим грозу на краю поля.
Он еще не договорил этих слов, как ударил гром такой страшной силы, что могло показаться, будто взорвалось само небо. И Артемий, выпустив уздечку, в то же мгновение рухнул на землю. Отец сначала подумал, что сын просто споткнулся, бросился к Артемию, хотел помочь подняться, но сын лежал на земле, не дыша, удивленно глядя в небо широко раскрытыми незрячими глазами. Небо озаряли молнии, но отец точно знал, что сына они не тронули — он хорошо видел, как сын упал одновременно со страшным грохотом грома.
— Знать, были у него тайные грехи перед Господом, за то Бог и казнил его, — объяснили односельчане, когда узнали о внезапной гибели отрока.
— Соседи, одумайтесь! — убеждал отец. — Разве не сами вы удивлялись, что отрок приходил в храм Божий раньше вас и стоял на коленях перед иконами, моля о милости к вам?! Разве не вы хвалили его за трудолюбие и добрый нрав?!
Но соседи словно не слышали. Они запретили отцу внести тело сына в церковь, и постановили хоронить его не в земле на общем кладбище, а как преступника — без отпевания, бросить посреди леса.
Однако отец поставил над телом сына сруб, само тело накрыл берестой и часто вместе с женой сюда приходил. Им стало трудно жить среди односельчан, они ходили как будто оболганные, и никто не знал, сколько слез они выплакали, сидя вдвоем перед местом, где было положено тело их покойного сына.
С тех пор прошло тридцать три года…
И однажды ранней осенью случилось новое событие, которое взбудоражило все село.
В тот день диакон веркольской церкви, отец Агафоник отправился в лес собирать грибы. Ко времени, когда в лесу стало темнеть, кузов был полон, и диакон повернул в сторону дома, но неожиданно впереди увидел таинственное сияние. Он даже перекрестился, прочитал про себя молитву, однако сияние не исчезло. Тогда диакон, продолжая креститься, осторожно пошел на свет и скоро понял, что сияние идет изнутри потемневшего сруба, где покоился так и не захороненный отрок. Приблизившись вплотную к стене сруба, он прильнул глазами к щели между нетолстыми бревнами. То, что он разглядел там, поразило его. Сияние исходило от тела отрока, и тело это ничуть не повредилось, не истлело за все годы.
Сбросив тяжелый кузов с плеч, отец Агафоник заторопился в село. Никуда не сворачивая, он вошел в дом священника и, волнуясь, рассказал о чудесном видении, которое было лесу.
Утром священник, прихватив жителей села, отправился в лес. Диакон был человеком пожилым, серьезным, поэтому ему сразу поверили. Хотя и серьезному человеку в лесу могло померещиться всякое. Но, когда священник с крестьянами приблизились к срубу, то увидели все так, как рассказывал им отец Агафоник. День стоял светлый, однако и в те часы от нетленных мощей отрока исходило легкое свечение.
И тогда в первый раз подумали сельчане, что неправы были их родители, когда обрекли родных Артемия на муки, а саму память об отроке на поругание. Здесь же, около сруба, они сделали из веток и сучьев легкие носилки и перенесли мощи вместе с большими пластами бересты, которыми он был укрыт, в Верколу, а там положили их на паперти у церкви.
Так могла бы и закончиться история с чудесным обретением мощей понапрасну оклеветанного праведного веркольского отрока. На самом деле, она только началась.
В то лето на берегах Пинеги люди умирали от неведомой болезни. Неожиданно их начинало сильно лихорадить, тело содрогалось, а после этого они в страданиях умирали. В двадцати верстах от Верколы ниже по течению стояло большое село Кевроль. Его считали столицей волости, там располагался двор воеводы со стражниками и канцелярия с дьяками-писарями. В этом селении жил человек, которого звали Калинник. Уже несколько недель его сын болел этой страшной болезнью, местный лекарь перепробовал все лекарства, но сыну становилось все хуже. С ужасом Калинник смотрел на мучения сына и не знал, чем помочь.
— Еще день два и отойдет, — сказал ему лекарь.
И тут Калинник услышал о том, что недавно случилось в Верколе.
«Помолюсь отроку, приложусь к его мощам, все равно, другого спасения нет», — решил он, и отправился береговой тропой в Верколу.
Он шел всю ночь, не боясь дикого зверя, и лишь большая луна освещала его путь. А к утру был уже в Верколе. Здесь он приблизился к храму. Поднялся на паперть, попросил о милости Господа, Пречистую Деву, святых угодников, Николая Чудотворца — ведь храм был построен во имя его, и особо призвал на помощь праведного отрока. А когда приложился лбом к гробу, то почувствовал волну тепла. Робея, Калинник протянул руку и взял кусочек бересты, укрывавшей гроб.
Нигде не останавливаясь, Калинник спешил назад по той же тропе. Солнце уже закатывалось, когда он дошел до Кевроли. Вбежав в дом, Калинник увидел, собравшихся родственников.
— Отходит, — тихо сказали ему. — За священником послали.
И тогда, отодвинув их, Калинник перекрестился, положил заветный кусочек бересты умирающему сыну на грудь и взял в его холодеющую руку в свою ладонь. И вдруг почувствовал, что рука сына стала теплеть, потом она сделалась горячей, и уже зарозовело побледневшее было лицо, сын за дышал глубоко и ровно, словно в добром сне. Потом он открыл глаза и произнес негромко:
— Как хорошо-то, спокойно. И грудь не болит, и руки не ломит.
Когда священник вошел в дом, сын уже сидел на постели и пил квас.
Весть о чуде разлетелась по берегам Пинеги со скоростью ветра, и в Верколу из ближних и дальних селений стали собираться родственники болящих странной лихорадкой, от которой чуть не погиб сын Калинника. Помолившись в веркольском храме, приложившись к чудотворным мощам Артемия, эти люди уносили с собой кусочки бересты, и больные, казалось бы, приговоренные к смерти, выздоравливали. А следом за ними к святым мощам веркольского отрока потянулись с разных мест русского севера страдающие другими хворями. На глазах у потрясенных жителей болящие получали облегчение. И жители вместе со священником постановили при строить к храму новый придел. В придел этот они перенесли мощи праведного Артемия и поместили их в новый гроб. Но старый они не думали выкидывать — наоборот: из него сделали иконные доски, на которых был написан лик отрока. Ведь в Верколе в то время еще жили люди, которые его хорошо помнили.
Наконец молва о чудесных исцелениях дошла до самого Великого Новгорода. Митрополитом в Новгороде был тогда преосвященный Макарий, человек высокообразованный, много сделавший для культуры страны. Он и направил в Верколу специальную комиссию, состоявшую из духовных лиц и просвещенных светских людей. Эта комиссия дотошно исследовала все случаи чудесного излечения, опросила множество свидетелей и составила подробное описание установленных чудес.
Святитель Макарий лично изучил эти описания и повелел составить житие святого отрока с описанием чудес, написать ему службу и построить во имя его храм. А мощи святого праведника продолжали и в следующие века творить чудеса.
В 1636 году направленный служить в Мезень воевода Афанасий Пашков, потрясенный чудесным излечением сына, основал на месте обретения мощей праведного Артемия Веркольский Свято-Артемиевский мужской монастырь. В 1793 году на месте деревянной церкви поставили каменную, с высокой колокольней, и она была единственным каменным строением на всю округу. В этом храме и хранились до двадцатых годов ХХ века мощи святого отрока.
В 20-е годы новая власть повелела закрыть монастырь. Чтобы спасти священные мощи от поругания, иноки монастыря унесли их в неизвестном направлении и спрятали. Но народное сознание хранило память об отроке и в атеистическое время. Так знаменитый писатель, уроженец Верколы, Федор Абрамов, умирая в Ленинграде, завещал похоронить себя в родном селении напротив его могилы.
В 1991 году Веркольский монастырь был возвращен Православной Церкви. И теперь к нему снова съезжаются из разных мест России группы паломников. Однако в храме можно увидеть пока только раку, в которой эти мощи сберегались. Но многие уверены, что наступит час, Господь смилостивится, и Россия снова обретет чудотворные мощи веркольского отрока.
Статья предоставлена журналом «Божий мир»
Также читайте: Святая царица Александра Римская
Святые Борис и Глеб
Заповеди Божии
интернет-портал для родителей
